列子和庄子

Беззубый спросил у Ван Ни: "Знаете ли  вы, в чем вещи подобны друг другу?"
    -- Как я могу это знать? -- ответил Ван Ни.
    -- Знаете ли вы то, что вы не знаете?
    -- Как я могу это знать?
    -- Стало быть, никто ничего не знает?
    -- Как  я  могу  это  знать?  Однако же попробую объясниться: откуда вы
знаете, что то, что я называю знанием, не является незнанием?  И  откуда  вы
знаете,  что то, что я называю незнанием, не является на самом деле знанием?
Позвольте теперь спросить: если человек переночует на сырой  земле,  у  него
заболит  поясница и отнимется полтела. А вот случится ли такое с лосем? Если
человек поселится на дереве, он будет дрожать от страха, а вот так ли  будет
чувствовать  себя обезьяна? Кто же из этих троих знает, где лучше жить? Люди
едят  мясо  домашних  животных,  олени  едят  траву,  сороконожки  лакомятся
червячками,  а  совы охотятся за мышами. Кому из этих четырех ведом истинный
вкус пищи? Обезьяны брачуются с обезьянами,  олени  дружат  с  лосями,  угри
играют  с  рыбками. Маоцзян и Сиши слыли первыми красавицами среди людей, но
рыбы, завидев  их,  тотчас  уплыли  бы  в  глубину,  а  птицы,  завидев  их,
взметнулись бы в небеса. И если бы их увидели олени, они бы с испугу убежали
в  лес.  Кто  же  среди  них  знает,  что  такое  истинная красота? По моему
разумению, правила доброго поведения, суждения об истине и лжи  запутанны  и
невнятны.  Мне  в  них  не  разобраться."

"Цюйцяо-цзы  спросил  у  Чанъу-цзы: "Я слышал от Конфуция, что мудрый не
обременяет себя мирскими делами, не  ищет  выгоды,  не  старается  избегнуть
лишений,  ни к чему не стремится и даже не держится за Путь. Порой он молчит
-- и все выскажет, порой говорит -- и ничего не скажет. Так  он  странствует
душой  за  пределами  мира  пыли  и  грязи.  Конфуций  считал,  что  это все
сумасбродные  речи,  а  я  думаю,  что  так  ведут  себя  те,  кто  постигли
сокровенный Путь. А что вы думаете?"
    Чанъу-цзы ответил: "Эти речи смутили бы даже Желтого Владыку, разве мог
уразуметь их Конфуций? К тому же ты слишком скор в суждениях. Видишь яйцо --
и уже  хочешь  слышать  петушиный  крик,  видишь лук -- и хочешь, чтобы тебе
подали жаркое из дичи. Я расскажу тебе, как придется, а ты уж, как придется,
послушай, хорошо?"

"Отсвет спросил у Света:
– Ты раньше двигался, сейчас неподвижен, раньше сидел, а сейчас встал. Почему в твоих действиях невозможно увидеть разумный смысл и цель?
Свет ответил Отсвету:
– Я просто жду, потом, принимая, следую. То, чего я жду, тоже лишь следует тому, от кого дождется. Мое ожидание – как ожидание движения чешуйки на змеиной коже или крылышка цикады. Откуда мне знать, кто управляет движением, откуда знать, кто не управляет движением?"

"- Не знаю, как объяснить.
    - А ты уже объяснил, - сказал Дима. - Когда про луну говорил. Луна  и
есть  главная  танцплощадка.  И  одновременно  главная  лампочка  главного
Ильича. Абсолютно то же самое. Свет не настоящий.
    - Да нет, - сказал Митя. - Свет  настоящий.  Свет  всегда  настоящий,
если он виден.
    - Правильно, - сказал Дима. - Свет настоящий. Только откуда он?
    - Что значит "откуда"? От луны.
    - Да? А тебе никогда не приходило в голову, что  она  на  самом  деле
абсолютно черная?
    -  Я  бы  сказал,  что  она  скорее  желто-белая,  -  ответил   Митя,
внимательно поглядев вверх. - Или чуть голубоватая.
    - Скажи. Миллиардов пять мух с тобой, конечно, согласятся. Но ведь ты
не муха. Из того, что ты видишь желтое  пятно,  когда  смотришь  на  Луну,
совершенно не следует, что она желтая. Я  вообще  не  понимаю,  как  этого
можно не понять. Ведь прямо вверху висит ответ на все вопросы.
    - Может быть, - сказал Митя, - но у меня, к сожалению, ни  одного  из
этих вопросов не возникает. Впрочем, я тебя понял. Ты хочешь сказать,  что
когда я смотрю на луну, то вижу солнечный свет, который  она  отражает,  а
сама она не светится. По-моему, это не важно. С меня достаточно того,  что
свет существует. И когда  я  его  вижу,  то  главное,  что  есть  во  мне,
заставляет меня двигаться в направлении к свету. А откуда он, какой  он  -
это все слова.
    - Ну хорошо. К луне ты двигаться не желаешь.  А  к  какому  свету  ты
идешь сейчас?
    - К ближайшему фонарю.
    - А потом куда?
    - К следующему.
    - Ладно, - сказал Дима, - давай тогда поставим эксперимент  на  одном
насекомом.
    Он вытянул вперед руку с разведенными веером пальцами, и  все  фонари
на набережной погасли.
    Митя остановился.
    - А к какому свету ты направишься сейчас? - спросил Дима.
    - Ну ты даешь. Как ты это сделал?
    - Именно так,  -  сказал  Дима,  -  как  ты  подумал.  Договорился  с
монтером, чтобы тот сидел в кустах и ждал, когда я дам ему знак. И все это
исключительно для того, чтобы произвести на тебя впечатление.
    - Я так подумал?
    - А разве нет?
    - Ну, в общем, да. Правда, не совсем так. Я действительно подумал про
монтера и про знак, но только не про кусты.
    - Про кусты ты тоже подумал.
    - Да, я не о фонарях. Я о Луне. Точнее, о Чехове, не  важно.  Как  ты
это делаешь?
    - Что? Мысли читаю?
    - Да нет, это я сам могу. Чужие несложно. Я о фонарях.
    - Очень просто. Если ты  ответил  себе  на  один  вопрос,  то  можешь
управлять всеми видами света.
    - Какой вопрос? - спросил Митя.
    - Вообще лучше самому задать его  себе,  но  поскольку  ты  не  очень
склонен это сделать, тебе задам его я.
    Дима выдержал паузу.
    - Луна отражает солнечный свет, - сказал он. - А свет  чего  отражает
Солнце?
    Митя молча сел на скамейку и откинулся на спинку."