Занятная статья, все разложено по полочкам: http://www.50plus.ru/gazeta50plus/4063.xml
Рекомендую не полениться и прочитать целиком.
Привожу полный текст:
Профессор Владилен Георгиевич Буров — потомственный китаевед. Он родился в Пекине в семье сотрудника советского генерального консульства. В 50-60 годы прошлого столетия учился в одном из китайских университетов. А начиная с 80-х, постоянно ездит в эту страну в научные командировки. Совершив примерно 70 таких поездок, Владилен Георгиевич воочию наблюдал 30-летний путь подъёма, пройденный растущим Китаем. Об особенностях китайского пути профессор Буров рассказал главному редактору газеты «50 ПЛЮС» Анатолию Салуцкому...
Владилен Буров: Во второй половине 70-х годов прошлого века Китай, сделав выводы из прежних ошибок, перешёл к «политике реформ и открытости» — так был назван переход от плановой экономики к рыночной. Страна пошла классическим мировым путём — в том смысле, что не стала совмещать экономические и политические реформации, одновременность которых чревата потрясениями, а ограничилась на первом этапе именно сменой экономической системы, сохранив практически неизменной систему политическую. При этом хозяйственные реформы подкреплялись широкими контактами с внешним миром: с 1978 года Китай перестал быть закрытой страной.
И когда сегодня у нас говорят, что после перестройки России следовало бы идти китайским путём, то имеют в виду не конкретную специфику, а сам принцип, неоднократно доказанный переустройствами во многих странах: впереди идут экономические реформы, а за ними уже неизбежно подтягивается политическая система. К нынешним дням Китай безусловно уже создал общество потребления, однако, как мы знаем, во-первых, без всякой шоковой терапии, как было у нас при Гайдаре, а во-вторых, при сохранении общего государственного контроля, принявшего форму партийного руководства.
Очень важно отметить так же то обстоятельство, что к развитой рыночной экономике Китай шёл, как говорится, не торопясь. Никаких идей, подобных нашим «500 дням», там не было. В этой связи небезынтересно, что в Поднебесной огромное значение имеют терминологические обозначения, за каждым из которых кроется глубокое и конкретное содержание, — и это уже типично китайский подход. В частности, на самом первом этапе там начали говорить о восстановлении плановой социалистической экономики, разрушенной предыдущими «скачками». Следующий этап получил название «использование рыночных элементов в плановой социалистической экономике». Элементов! Затем заговорили о социалистической рыночной экономике при контроле за макроэкономическими показателями. Видите, слово «плановая» сменилось словом «рыночная». Далее пошла речь о важной роли рынка. Потом — о решающей роли рынка. И наконец, — об определяющей роли рынка. В китайском менталитете решающая роль — это одна стадия развития, а вот роль определяющая — уже другая стадия. Это — к вопрос у о терминах. Но, постоянно усиливая значение рыночных механизмов, в Китае по-прежнему придерживаются политики госрегулирования макроэкономических процессов. Не забывают это подчёркивать на всех, в том числе самых высоких уровнях. Результаты поначалу неторопливого, но с годами ускоряющегося движения к обществу потребления известны всему миру.
Вообще, китайский принцип в экономике, в политике и в целом во всех сферах жизни — постепенность. Никаких рывков, идти вперёд шаг за шагом, анализируя и используя предшествующий опыт. Этот принцип хорошо виден на примере развития банковской системы. До недавнего времени, хотя политика реформ и открытости существует уже около сорока лет, в Китае были запрещены коммерческие частные банки, решающую роль в банковском секторе отводили государству. Только сейчас разрешили создавать частные банки — пока под контролем государства.
Вы считаете, это правильно?
В.Б.: Не берусь делать всеобщие выводы. Однако не могу не сказать о том, что наши специалисты по китайской экономике считают: в таких городах, как Пекин, Шанхай, Гуанчжоу, Ханьчжоу, уровень жизни выше, чем в Москве. А уж о чём я вправе сказать с абсолютной достоверностью, так это о ситуации в научном сообществе. Мои коллеги, китайские профессора, получают в среднем 2–3 тысячи долларов в месяц, могут купить квартиру, машину, чего я, например, себе позволить не могу. Как и мои российские коллеги.
У нас вообще сложилось несколько превратное представление о китайской социальной сфере. Помню, лет пятнадцать назад Борис Немцов утверждал по телевидению, что в Китае пенсии получают только коммунисты. Он ссылался при этом на свой опыт работы в качестве председателя Российско-китайской комиссии по экономическому сотрудничеству. Это, конечно, чушь. Все китайцы, работавшие в госучреждениях, на заводах получают пенсию. Кстати, пенсия китайского профессора — почти 55 процентов от зарплаты, вот сами и подсчитайте, сравните с нашей ситуацией. Впрочем, хочу быть объективным: крестьяне в Китае пока пенсию действительно не получают, но эта проблема находится в настоящее время в стадии решения. Сегодняшний Китай вообще нельзя назвать социальным государством, страна до этого ещё не доросла. Но то, что с 80-х годов уровень жизни в Поднебесной необычайно вырос, — это факт. Не случайно Европа сегодня заполнена китайскими туристами.
Насколько наши представления о современном Китае совпадают с реальностью?
В.Б.: Приведу элементарный пример. Недавно известный политобозреватель телеканала «Россия» Брилёв, беседуя с премьер-министром Медведевым, спросил: «Как вы относитесь к массовым публичным расстрелам в Китае?» Но этого уже нет, эта форма наказания за коррупцию давно отменена. Вообще, даже наши ведущие журналисты плохо представляют себе современный Китай. Вдобавок, один из них жаловался мне, что из Москвы ему заказывают материалы, которые, как ни странно, не характеризуют Китай с лучшей стороны. По большей части упор делают на поставках газа и прочих договорах с Россией. А вот о том, что происходит в самом Китае, сообщений мало. Это, кстати, любопытный факт. Как и то, что до сих пор у НТВ нет своего корреспондента в Китае. У «Первого» канала тоже нет. А ведь Китай — наш стратегический партнёр. Но мы по ТВ больше показываем недели моды в Италии, рассказываем о гомосексуальных браках во Франции и т.д. и т.п., хотя в Китае сегодня происходит много интереснейших событий.
Хочу повторить: уровень жизни в Китае заметно повысился. При этом сделано главное — огромную по численности населения страну удалось полностью накормить. В больших городах повсюду метро, между городами — высокоскоростные железнодорожные магистрали. И хотя 10–процентный годовой рост ВВП сейчас сменился примерно 7-процентным, что, похоже, обрадовало наших либеральных экономистов, сразу заговоривших о неприятном «звонке» для китайского будущего, на самом-то деле я, хорошо представляющий себе содержание внутренней китайской жизни, никаких тревог не испытываю. Во-первых, китайская экономика очень выросла и поддерживать прежние темпы просто невозможно. А главное, в стране идёт политика замены количественного роста на качественное преобразование экономики. Погоня за большими цифрами завершилась. Много общаясь с китайцами на самых разных уровнях, в том числе и в уездных центрах, я чувствую их настроение: люди считают, что страна движется по верному пути.
В связи с появившимися серьёзными проблемами на фондовом рынке Китая, на Западе, да и в России в кругах либералов стали говорить о системном кризисе в китайской экономике. На мой взгляд, подобные утверждения беспочвенны. Переход от «социалистической плановой экономики» к «социалистической рыночной экономике» — сложный и противоречивый процесс в такой большой стране, как Китай. Подобных прецедентов в мировой истории ещё не было. Трудности на этом пути уже возникали, например, в 90-х гг. прошлого века: китайскому государству пришлось столкнуться с таким явлением, как «перегрев в экономике», но проблема была успешно решена. На мой взгляд, и сегодняшние трудности с фондовым рынком также будут, в конечном счёте, преодолены. В пользу этого говорят следующие факторы: успешное развитие китайской экономики, прежде всего, рост промышленного производства; уже имеющийся опыт рыночных преобразований; строгий и последовательный государственный контроль над макроэкономикой; наконец, мудрость китайского руководства.
Вы говорили о таком важном качестве китайских реформ, как постепенность. Каковы особенности китайского пути?
В.Б.: Особого, я бы сказал, уважительного отношения требует ещё одна отличительная особенность китайского пути. Веду речь об очень серьёзной аналитической работе, которая предшествует каждому крупному решению власти. В Китае нет общественных аналитических фондов самого различного профиля, как это сложилось в России. Не знаю, в какой ещё стране существует столько подобных фондов (и на чьи средства?), причём они вносят в общественную жизнь жуткую разноголосицу. Руководители таких фондов без конца вещают по телевидению, по-разному оценивая одни и те же явления, а в итоге нередко создают путаницу в понятиях. Столь подробно говорю об этом, поскольку наши общественные аналитические фонды действительно дробят общую картину действительности, мешают цельному восприятию происходящего. Примеров тут множество.
Такого рода общественных аналитических фондов, повторюсь, нет. Зато созданы крупные государственные аналитические центры. Я был в двух таких центрах. В частности, в центре изучения развития при правительстве, который возглавляет руководитель в ранге министра. Я бы назвал этот центр министерством стратегического анализа, там собраны лучшие аналитики по различным сферам деятельности. И они ведут серьёзнейшую аналитическую работу, внимательно изучают зарубежный опыт, не только современный западный, но и прошлый, советский. В такие центры приглашают для консультаций и учёных из западных стран. Тщательно следят за тенденциями мирового развития и прикидывают, насколько они применимы к условиям сегодняшнего Китая.
Такие же аналитические центры созданы во всех провинциальных центрах страны, чтобы лучше понимать потребности развития регионов. Но, пожалуй, больше всего меня поразило то, что через эти центры высшие руководители Китая регулярно советуются с учёными. Каждый месяц проводятся теоретические семинары, где выступают докладчики по проблемам экономики, политики, истории и так далее. Всё это произносится, как говорится, для ушей высших руководителей Китая. После докладов идёт обсуждение, а итоги подводит кто-либо из руководителей страны. Для меня было особенно важно понять, что так называемые вожди хотят знать мнение учёных — прежде чем принять какие-то серьёзные решения.
Расскажу любопытный случай, о котором мне поведал мой хороший и давний знакомый, известный китайский профессор. Нынешний руководитель Китая Си Цзиньпин в те годы, когда был секретарём парткома провинции Чжэцзян — это одна из развитых провинций, — пригласил этого профессора для того, чтобы он прочитал цикл лекций по китайской философии. Иначе говоря, преподал бы ему, Си Цзиньпину, концентрированное изложение основных вех развития китайской мысли. И вовсе не случайно сегодня китайские руководители пришли к твёрдому убеждению, что без обращения к отечественной истории, к истории китайского мировоззрения дальнейшее движение страны вперёд невозможно.
Кстати, я присутствовал на недавнем форуме, посвящённом 2565-летию рождения Конфуция. На этом форуме впервые выступал Си Цзиньпин, продемонстрировав прекрасное знание китайской философии, китайской мысли, Конфуция. Он сказал, что нация не может развиваться без знания культуры китайской философии и лишь в самом конце выступления напомнил о существовании марксизма. Вообще, буквально в глаза бросается особый сегодняшний интерес китайцев к овладению достижениями китайской мысли. В каждом университете, где есть философские факультеты, создана кафедра китайской философии. А что касается Си Цзиньпина, то его выступление на форуме было насыщенным, интересным, я слушал его с удовольствием.
Извините за традиционный вопрос: а как всё-таки в Китае обстоят дела с борьбой против коррупции?
В.Б.: Что и говорить, в Китае была да и сегодня сохраняется высокая коррупция. И именно в последние три года против неё ведут широкомасштабную борьбу, хотя у нас об этом почему-то говорят мало. Особенностью этой борьбы является то, что бьют вот уж действительно по самым верхам, в том числе и по членам Политбюро. Много арестов среди высшего армейского командования. Вообще, могу сказать, что в Китае сейчас не на словах, а на деле идёт процесс очищения политической, административной и экономической элиты. Публично приводятся факты, вызывающие возмущение простых людей, которые, разумеется, такую борьбу поддерживают. Эта публичность в отношении противоправных деяний высших должностных лиц повышает авторитет власти.
А каковы особенности кадровой политики?
В.Б.: Сейчас в Китае нет так называемых «ракет». Ракетами там раньше называли людей, делавших стремительную карьеру, когда человек, занимавший незначительный пост, вдруг в 2–4 года становился руководителем. Как например Ван Хунвэнь — заместитель Мао Цзэдуна, который начинал охранником на заводе и стал «человеком-ракетой», сделавшим головокружительную карьеру.
Чтобы занять высокий пост, в современном Китае необходимо пройти почти все ступени служебной лестницы. В Пекине отнюдь не против выдвижения молодых, однако принципиально против искусственного омоложения кадров. Например, там нет министров моложе 40 лет. Людей изначально проверяют на низовой работе, а потому кадровые работники имеют весьма большой опыт и кадровая скамейка очень длинная, кадровый резерв солидный. Кстати сказать, Си Цзиньпин начинал свою служебную карьеру с должности рядового «клерка» в государственном аппарате. Такая ситуация обязывает каждого, кто нацелен на карьеру — а это нормальное стремление, — постоянно учиться, в том числе в партшколах, где часто выступают высшие руководители страны. В кадровом вопросе тон тоже задают самые-самые верхи: как известно, в Китае налажена чёткая система смены высшего руководства, что автоматически расчищает путь наверх более молодым, но уже опытным аппаратчикам.
Как, по вашему мнению, китайцы относятся к развитию связей с Россией?
В.Б.: Для России Китай — партнёр стратегический. Но при сотрудничестве с ним необходимо блюсти свои интересы, потому что свои интересы есть и у Китая. С Запада нам всё время подкидывают идейку о том, что сближение с Китаем опасно, и эту позицию активно подхватывают наши либералы-альтернативщики. На самом же деле никакой опасности нет, потому что речь идёт о сопряжении общих интересов. Опасность порой проистекает от нас самих. В этой связи вспоминаю, как лет пятнадцать тому назад российский посол в Китае рассказывал: в Китае растёт производство мебели, а вот лес-то в Китае не растёт, идут контрабандные поставки с Дальнего Востока.
В наших газетах нередко можно встретить утверждения об опасности колонизации китайцами сибирских территорий. Но это — опять же отголоски, я бы сказал, западной пропаганды, ведь Запад очень опасается нашего альянса с Китаем. На самом же деле — я специально интересовался этим вопросом — в России максимум несколько сотен тысяч китайцев, но никак не миллионы. К нам порой приезжают выходцы из северо-восточных районов, а остальные стремятся попасть на Запад или в Австралию. По моему убеждению, сейчас никакого рода опасности от Китая нам «не светит». А уж что будет когда-то, в других веках, — на этот вопрос пусть отвечают потомки.
Как обстоит дело с демографической ситуацией?
В.Б.: Перспектива сложная, проблемы деторождения в центре внимания. Ведь сегодня получилось так, что на шестерых взрослых — родители и дедушки с бабушками с обеих сторон, — один ребёнок! Отсюда уже пошла нехватка трудовых ресурсов. Сейчас, как известно, во многих случаях разрешают иметь в семье двоих детей. Но «демографическая яма» у них когда-то возникнет, и руководители страны уже сейчас задумываются над тем, как её преодолеть.
Какая сейчас главная опасность для Китая?
В.Б.: США. Америка пытается создать недружественный по отношению к Китаю союз государств. Поэтому сегодня Китай весьма заинтересован в сотрудничестве с Россией по всем направлениям. Посудите сами: очень много жизненно необходимых стране энергоносителей поступает морским путём, и эти коммуникации США могут в одночасье нарушить, устроить Китаю чуть ли не блокаду. А из России энергоносители будут поступать беспрепятственно. Возникает гораздо более высокая степень независимости от США. И это только один пример, а их множество.
А как складываются отношения Китая с Японией?
В.Б.: Внешне отношения нормальные. Но не дружественные, они и не могут быть дружественными, потому что китайцы не просто не любят, а ненавидят японцев за их множественную агрессию против Китая. В прошлом году в Нанкине я посетил музей Нанкинской резни, когда в 1937 году японцы за две недели убили 300 тысяч китайцев. Музей потрясающий, там зафиксированы имена всех трёхсот тысяч погибших. Думаю, это красноречивый пример. Кстати, японцы эту эмоциональную историческую составляющую понимают, опасаются неизбежного усиления Китая, и это одна из причин, по которой они хотели бы сохранять хорошие отношения с Россией. Однако на них давят американцы со своими санкциями… В общем, Китай уверенно движется вперёд, а Японии приходится лавировать.
И последний вопрос: что будет с Тайванем?
В.Б.: На Тайване я тоже бываю каждый год. И не могу не заметить, что идёт процесс укрепления экономических связей Тайваня с материковым Китаем. Конечно, ни о какой военной составляющей по части присоединения Тайваня речи нет, этого и американцы не допустят. Но мне кажется, что мудрые китайцы, избрали иную стратегию: постепенную экономическую интеграцию Тайваня в состав Китая. Сколько лет или десятилетий на это понадобится, — неизвестно. Но факт в том, что тайванцам всё удобнее и комфортнее вести бизнес в материковом Китае. Каждый год на Тайвань прибывают три миллиона китайских туристов. Вся тайваньская экономика постепенно привязывается к Китаю, и рано или поздно без вооружённых потрясений будет создано единое большое государство, которое ещё более усилит Китай.
Рекомендую не полениться и прочитать целиком.
Привожу полный текст:
Профессор Владилен Георгиевич Буров — потомственный китаевед. Он родился в Пекине в семье сотрудника советского генерального консульства. В 50-60 годы прошлого столетия учился в одном из китайских университетов. А начиная с 80-х, постоянно ездит в эту страну в научные командировки. Совершив примерно 70 таких поездок, Владилен Георгиевич воочию наблюдал 30-летний путь подъёма, пройденный растущим Китаем. Об особенностях китайского пути профессор Буров рассказал главному редактору газеты «50 ПЛЮС» Анатолию Салуцкому...
Владилен Буров: Во второй половине 70-х годов прошлого века Китай, сделав выводы из прежних ошибок, перешёл к «политике реформ и открытости» — так был назван переход от плановой экономики к рыночной. Страна пошла классическим мировым путём — в том смысле, что не стала совмещать экономические и политические реформации, одновременность которых чревата потрясениями, а ограничилась на первом этапе именно сменой экономической системы, сохранив практически неизменной систему политическую. При этом хозяйственные реформы подкреплялись широкими контактами с внешним миром: с 1978 года Китай перестал быть закрытой страной.
И когда сегодня у нас говорят, что после перестройки России следовало бы идти китайским путём, то имеют в виду не конкретную специфику, а сам принцип, неоднократно доказанный переустройствами во многих странах: впереди идут экономические реформы, а за ними уже неизбежно подтягивается политическая система. К нынешним дням Китай безусловно уже создал общество потребления, однако, как мы знаем, во-первых, без всякой шоковой терапии, как было у нас при Гайдаре, а во-вторых, при сохранении общего государственного контроля, принявшего форму партийного руководства.
Очень важно отметить так же то обстоятельство, что к развитой рыночной экономике Китай шёл, как говорится, не торопясь. Никаких идей, подобных нашим «500 дням», там не было. В этой связи небезынтересно, что в Поднебесной огромное значение имеют терминологические обозначения, за каждым из которых кроется глубокое и конкретное содержание, — и это уже типично китайский подход. В частности, на самом первом этапе там начали говорить о восстановлении плановой социалистической экономики, разрушенной предыдущими «скачками». Следующий этап получил название «использование рыночных элементов в плановой социалистической экономике». Элементов! Затем заговорили о социалистической рыночной экономике при контроле за макроэкономическими показателями. Видите, слово «плановая» сменилось словом «рыночная». Далее пошла речь о важной роли рынка. Потом — о решающей роли рынка. И наконец, — об определяющей роли рынка. В китайском менталитете решающая роль — это одна стадия развития, а вот роль определяющая — уже другая стадия. Это — к вопрос у о терминах. Но, постоянно усиливая значение рыночных механизмов, в Китае по-прежнему придерживаются политики госрегулирования макроэкономических процессов. Не забывают это подчёркивать на всех, в том числе самых высоких уровнях. Результаты поначалу неторопливого, но с годами ускоряющегося движения к обществу потребления известны всему миру.
Вообще, китайский принцип в экономике, в политике и в целом во всех сферах жизни — постепенность. Никаких рывков, идти вперёд шаг за шагом, анализируя и используя предшествующий опыт. Этот принцип хорошо виден на примере развития банковской системы. До недавнего времени, хотя политика реформ и открытости существует уже около сорока лет, в Китае были запрещены коммерческие частные банки, решающую роль в банковском секторе отводили государству. Только сейчас разрешили создавать частные банки — пока под контролем государства.
Вы считаете, это правильно?
В.Б.: Не берусь делать всеобщие выводы. Однако не могу не сказать о том, что наши специалисты по китайской экономике считают: в таких городах, как Пекин, Шанхай, Гуанчжоу, Ханьчжоу, уровень жизни выше, чем в Москве. А уж о чём я вправе сказать с абсолютной достоверностью, так это о ситуации в научном сообществе. Мои коллеги, китайские профессора, получают в среднем 2–3 тысячи долларов в месяц, могут купить квартиру, машину, чего я, например, себе позволить не могу. Как и мои российские коллеги.
У нас вообще сложилось несколько превратное представление о китайской социальной сфере. Помню, лет пятнадцать назад Борис Немцов утверждал по телевидению, что в Китае пенсии получают только коммунисты. Он ссылался при этом на свой опыт работы в качестве председателя Российско-китайской комиссии по экономическому сотрудничеству. Это, конечно, чушь. Все китайцы, работавшие в госучреждениях, на заводах получают пенсию. Кстати, пенсия китайского профессора — почти 55 процентов от зарплаты, вот сами и подсчитайте, сравните с нашей ситуацией. Впрочем, хочу быть объективным: крестьяне в Китае пока пенсию действительно не получают, но эта проблема находится в настоящее время в стадии решения. Сегодняшний Китай вообще нельзя назвать социальным государством, страна до этого ещё не доросла. Но то, что с 80-х годов уровень жизни в Поднебесной необычайно вырос, — это факт. Не случайно Европа сегодня заполнена китайскими туристами.
Насколько наши представления о современном Китае совпадают с реальностью?
В.Б.: Приведу элементарный пример. Недавно известный политобозреватель телеканала «Россия» Брилёв, беседуя с премьер-министром Медведевым, спросил: «Как вы относитесь к массовым публичным расстрелам в Китае?» Но этого уже нет, эта форма наказания за коррупцию давно отменена. Вообще, даже наши ведущие журналисты плохо представляют себе современный Китай. Вдобавок, один из них жаловался мне, что из Москвы ему заказывают материалы, которые, как ни странно, не характеризуют Китай с лучшей стороны. По большей части упор делают на поставках газа и прочих договорах с Россией. А вот о том, что происходит в самом Китае, сообщений мало. Это, кстати, любопытный факт. Как и то, что до сих пор у НТВ нет своего корреспондента в Китае. У «Первого» канала тоже нет. А ведь Китай — наш стратегический партнёр. Но мы по ТВ больше показываем недели моды в Италии, рассказываем о гомосексуальных браках во Франции и т.д. и т.п., хотя в Китае сегодня происходит много интереснейших событий.
Хочу повторить: уровень жизни в Китае заметно повысился. При этом сделано главное — огромную по численности населения страну удалось полностью накормить. В больших городах повсюду метро, между городами — высокоскоростные железнодорожные магистрали. И хотя 10–процентный годовой рост ВВП сейчас сменился примерно 7-процентным, что, похоже, обрадовало наших либеральных экономистов, сразу заговоривших о неприятном «звонке» для китайского будущего, на самом-то деле я, хорошо представляющий себе содержание внутренней китайской жизни, никаких тревог не испытываю. Во-первых, китайская экономика очень выросла и поддерживать прежние темпы просто невозможно. А главное, в стране идёт политика замены количественного роста на качественное преобразование экономики. Погоня за большими цифрами завершилась. Много общаясь с китайцами на самых разных уровнях, в том числе и в уездных центрах, я чувствую их настроение: люди считают, что страна движется по верному пути.
В связи с появившимися серьёзными проблемами на фондовом рынке Китая, на Западе, да и в России в кругах либералов стали говорить о системном кризисе в китайской экономике. На мой взгляд, подобные утверждения беспочвенны. Переход от «социалистической плановой экономики» к «социалистической рыночной экономике» — сложный и противоречивый процесс в такой большой стране, как Китай. Подобных прецедентов в мировой истории ещё не было. Трудности на этом пути уже возникали, например, в 90-х гг. прошлого века: китайскому государству пришлось столкнуться с таким явлением, как «перегрев в экономике», но проблема была успешно решена. На мой взгляд, и сегодняшние трудности с фондовым рынком также будут, в конечном счёте, преодолены. В пользу этого говорят следующие факторы: успешное развитие китайской экономики, прежде всего, рост промышленного производства; уже имеющийся опыт рыночных преобразований; строгий и последовательный государственный контроль над макроэкономикой; наконец, мудрость китайского руководства.
Вы говорили о таком важном качестве китайских реформ, как постепенность. Каковы особенности китайского пути?
В.Б.: Особого, я бы сказал, уважительного отношения требует ещё одна отличительная особенность китайского пути. Веду речь об очень серьёзной аналитической работе, которая предшествует каждому крупному решению власти. В Китае нет общественных аналитических фондов самого различного профиля, как это сложилось в России. Не знаю, в какой ещё стране существует столько подобных фондов (и на чьи средства?), причём они вносят в общественную жизнь жуткую разноголосицу. Руководители таких фондов без конца вещают по телевидению, по-разному оценивая одни и те же явления, а в итоге нередко создают путаницу в понятиях. Столь подробно говорю об этом, поскольку наши общественные аналитические фонды действительно дробят общую картину действительности, мешают цельному восприятию происходящего. Примеров тут множество.
Такого рода общественных аналитических фондов, повторюсь, нет. Зато созданы крупные государственные аналитические центры. Я был в двух таких центрах. В частности, в центре изучения развития при правительстве, который возглавляет руководитель в ранге министра. Я бы назвал этот центр министерством стратегического анализа, там собраны лучшие аналитики по различным сферам деятельности. И они ведут серьёзнейшую аналитическую работу, внимательно изучают зарубежный опыт, не только современный западный, но и прошлый, советский. В такие центры приглашают для консультаций и учёных из западных стран. Тщательно следят за тенденциями мирового развития и прикидывают, насколько они применимы к условиям сегодняшнего Китая.
Такие же аналитические центры созданы во всех провинциальных центрах страны, чтобы лучше понимать потребности развития регионов. Но, пожалуй, больше всего меня поразило то, что через эти центры высшие руководители Китая регулярно советуются с учёными. Каждый месяц проводятся теоретические семинары, где выступают докладчики по проблемам экономики, политики, истории и так далее. Всё это произносится, как говорится, для ушей высших руководителей Китая. После докладов идёт обсуждение, а итоги подводит кто-либо из руководителей страны. Для меня было особенно важно понять, что так называемые вожди хотят знать мнение учёных — прежде чем принять какие-то серьёзные решения.
Расскажу любопытный случай, о котором мне поведал мой хороший и давний знакомый, известный китайский профессор. Нынешний руководитель Китая Си Цзиньпин в те годы, когда был секретарём парткома провинции Чжэцзян — это одна из развитых провинций, — пригласил этого профессора для того, чтобы он прочитал цикл лекций по китайской философии. Иначе говоря, преподал бы ему, Си Цзиньпину, концентрированное изложение основных вех развития китайской мысли. И вовсе не случайно сегодня китайские руководители пришли к твёрдому убеждению, что без обращения к отечественной истории, к истории китайского мировоззрения дальнейшее движение страны вперёд невозможно.
Кстати, я присутствовал на недавнем форуме, посвящённом 2565-летию рождения Конфуция. На этом форуме впервые выступал Си Цзиньпин, продемонстрировав прекрасное знание китайской философии, китайской мысли, Конфуция. Он сказал, что нация не может развиваться без знания культуры китайской философии и лишь в самом конце выступления напомнил о существовании марксизма. Вообще, буквально в глаза бросается особый сегодняшний интерес китайцев к овладению достижениями китайской мысли. В каждом университете, где есть философские факультеты, создана кафедра китайской философии. А что касается Си Цзиньпина, то его выступление на форуме было насыщенным, интересным, я слушал его с удовольствием.
Извините за традиционный вопрос: а как всё-таки в Китае обстоят дела с борьбой против коррупции?
В.Б.: Что и говорить, в Китае была да и сегодня сохраняется высокая коррупция. И именно в последние три года против неё ведут широкомасштабную борьбу, хотя у нас об этом почему-то говорят мало. Особенностью этой борьбы является то, что бьют вот уж действительно по самым верхам, в том числе и по членам Политбюро. Много арестов среди высшего армейского командования. Вообще, могу сказать, что в Китае сейчас не на словах, а на деле идёт процесс очищения политической, административной и экономической элиты. Публично приводятся факты, вызывающие возмущение простых людей, которые, разумеется, такую борьбу поддерживают. Эта публичность в отношении противоправных деяний высших должностных лиц повышает авторитет власти.
А каковы особенности кадровой политики?
В.Б.: Сейчас в Китае нет так называемых «ракет». Ракетами там раньше называли людей, делавших стремительную карьеру, когда человек, занимавший незначительный пост, вдруг в 2–4 года становился руководителем. Как например Ван Хунвэнь — заместитель Мао Цзэдуна, который начинал охранником на заводе и стал «человеком-ракетой», сделавшим головокружительную карьеру.
Чтобы занять высокий пост, в современном Китае необходимо пройти почти все ступени служебной лестницы. В Пекине отнюдь не против выдвижения молодых, однако принципиально против искусственного омоложения кадров. Например, там нет министров моложе 40 лет. Людей изначально проверяют на низовой работе, а потому кадровые работники имеют весьма большой опыт и кадровая скамейка очень длинная, кадровый резерв солидный. Кстати сказать, Си Цзиньпин начинал свою служебную карьеру с должности рядового «клерка» в государственном аппарате. Такая ситуация обязывает каждого, кто нацелен на карьеру — а это нормальное стремление, — постоянно учиться, в том числе в партшколах, где часто выступают высшие руководители страны. В кадровом вопросе тон тоже задают самые-самые верхи: как известно, в Китае налажена чёткая система смены высшего руководства, что автоматически расчищает путь наверх более молодым, но уже опытным аппаратчикам.
Как, по вашему мнению, китайцы относятся к развитию связей с Россией?
В.Б.: Для России Китай — партнёр стратегический. Но при сотрудничестве с ним необходимо блюсти свои интересы, потому что свои интересы есть и у Китая. С Запада нам всё время подкидывают идейку о том, что сближение с Китаем опасно, и эту позицию активно подхватывают наши либералы-альтернативщики. На самом же деле никакой опасности нет, потому что речь идёт о сопряжении общих интересов. Опасность порой проистекает от нас самих. В этой связи вспоминаю, как лет пятнадцать тому назад российский посол в Китае рассказывал: в Китае растёт производство мебели, а вот лес-то в Китае не растёт, идут контрабандные поставки с Дальнего Востока.
В наших газетах нередко можно встретить утверждения об опасности колонизации китайцами сибирских территорий. Но это — опять же отголоски, я бы сказал, западной пропаганды, ведь Запад очень опасается нашего альянса с Китаем. На самом же деле — я специально интересовался этим вопросом — в России максимум несколько сотен тысяч китайцев, но никак не миллионы. К нам порой приезжают выходцы из северо-восточных районов, а остальные стремятся попасть на Запад или в Австралию. По моему убеждению, сейчас никакого рода опасности от Китая нам «не светит». А уж что будет когда-то, в других веках, — на этот вопрос пусть отвечают потомки.
Как обстоит дело с демографической ситуацией?
В.Б.: Перспектива сложная, проблемы деторождения в центре внимания. Ведь сегодня получилось так, что на шестерых взрослых — родители и дедушки с бабушками с обеих сторон, — один ребёнок! Отсюда уже пошла нехватка трудовых ресурсов. Сейчас, как известно, во многих случаях разрешают иметь в семье двоих детей. Но «демографическая яма» у них когда-то возникнет, и руководители страны уже сейчас задумываются над тем, как её преодолеть.
Какая сейчас главная опасность для Китая?
В.Б.: США. Америка пытается создать недружественный по отношению к Китаю союз государств. Поэтому сегодня Китай весьма заинтересован в сотрудничестве с Россией по всем направлениям. Посудите сами: очень много жизненно необходимых стране энергоносителей поступает морским путём, и эти коммуникации США могут в одночасье нарушить, устроить Китаю чуть ли не блокаду. А из России энергоносители будут поступать беспрепятственно. Возникает гораздо более высокая степень независимости от США. И это только один пример, а их множество.
А как складываются отношения Китая с Японией?
В.Б.: Внешне отношения нормальные. Но не дружественные, они и не могут быть дружественными, потому что китайцы не просто не любят, а ненавидят японцев за их множественную агрессию против Китая. В прошлом году в Нанкине я посетил музей Нанкинской резни, когда в 1937 году японцы за две недели убили 300 тысяч китайцев. Музей потрясающий, там зафиксированы имена всех трёхсот тысяч погибших. Думаю, это красноречивый пример. Кстати, японцы эту эмоциональную историческую составляющую понимают, опасаются неизбежного усиления Китая, и это одна из причин, по которой они хотели бы сохранять хорошие отношения с Россией. Однако на них давят американцы со своими санкциями… В общем, Китай уверенно движется вперёд, а Японии приходится лавировать.
И последний вопрос: что будет с Тайванем?
В.Б.: На Тайване я тоже бываю каждый год. И не могу не заметить, что идёт процесс укрепления экономических связей Тайваня с материковым Китаем. Конечно, ни о какой военной составляющей по части присоединения Тайваня речи нет, этого и американцы не допустят. Но мне кажется, что мудрые китайцы, избрали иную стратегию: постепенную экономическую интеграцию Тайваня в состав Китая. Сколько лет или десятилетий на это понадобится, — неизвестно. Но факт в том, что тайванцам всё удобнее и комфортнее вести бизнес в материковом Китае. Каждый год на Тайвань прибывают три миллиона китайских туристов. Вся тайваньская экономика постепенно привязывается к Китаю, и рано или поздно без вооружённых потрясений будет создано единое большое государство, которое ещё более усилит Китай.
