За рекой было многолюдное стойбище пастухов, похоже, не брезгующих и разбоем.
- Прошу уважаемых обратить внимание! - вскричал почтенный Ша Сэн, - перед вами буддийский подвижник Трипитака, известный также, как Сюаньцзан, или Танский монах. Он послан самим императором Великой Тан, и сегодня прочтёт вам проповедь о спасении души!
Перед толпой появился Сюаньцзан в парчовой рясе, высоком головном уборе с вставками из бирюзы и шелковыми лентами, в руке он держал посох со множеством колец и бубенчиков.
Обитатели становища увидели, как для монаха было собрано небольшое возвышение, а за его спиной двое помощников установили невиданный каркас с цветными валиками непонятного предназначения.
Танский монах начал свой рассказ с описания грустной юдоли человека, отягощенного страданиями.
- Первую картину, пожалуйста, - обратился он к Сунь Укуну.
Сунь Укун развернул зелёный валик, и на каркасной конструкции повисло шёлковое полотнище зелёного цвета. На нем были изображены в виде манга разнообразные человеческие грехи и их последствия.
Выделялись изображения разбойника, ростовщика, отравителя, и плоды их деяний.
Сюаньцзан рассказал об основных грехах, заблуждениях, и омраченности, а также продекламировал благородную истину, ведущую ко всеобщему спасению.
- Вторую картину, пожалуйста, попросил он Сунь Укуна.
С тяжёлым хлопком развернулось полотнище золотого цвета, и потрясенные зрители увидели картины буддийского рая.
Бедняки держали целые связки чохов, голодные вкушали прекрасную пишу, радостные мужчины держали за руки красивых женщин. Люди были одеты в изысканные одежды, на головах у них были большие дорогие шляпы.
Танский монах рассказал о рае для праведников, и о труде медитации, который поможет направить душу на более высокие планы мироздания, чтобы переродиться в мире Бодисатв, и даже стать Буддой.
- А теперь - третью картину, - попросил он.
Сунь Укун развернул алое полотнище, изображавшее круги ада. Там грешников рассекали на части мечами, накалывали на пики, заливали им в горло переплавленные монеты.
Сюаньцзан поведал о страданиях и воздаянии, перечислил временные эпохи пребывания в разных кругах ада, и способы вновь переродиться в мире людей. Потом он научил мирян основным мантрам, и на этом закончил проповедь.
Обитатели становища провожали его почтительным молчанием, в страхе глядя на красное полотнище.
Когда монах ушёл, Сунь и Ша вернулись к конструкции.
- Почтенные странники, - обратился к ним старый седобородый аксакал, - к сожалению, мы не понимаем южнокитайский диалект.
Не могли бы вы разъяснить нам слова Высокой Шапки?
- Нет ничего проще, - ответил Сунь Укун на тюркском наречии, и небрежно кивнул Ша Сэну, - прошу вернуться к первому слайду.
Вновь развернулся зелёный шёлк.
- Вот ваша жизнь сейчас, - Сунь Укун ткнул пальцем в рисунки, - вы пасёте овец, грабите караваны, воюете с соседями за территорию, переправу, и пастбища. Вы болеете, теряете в стычках людей, зарабатываете сущие гроши.
Вам постоянно не хватает красивых молодых женщин. Вы голодаете, страдаете от жары и холода. Но всё может измениться к лучшему! Второй слайд, пожалуйста!
На золотистом полотнище появились картинки райской жизни.
- Император обнародовал инициативу "Один пояс один Путь"! - продолжил он, - очень скоро по этим безлюдным пескам пойдут первые караваны с товарами из самого Чанъаня! Вы сможете наниматься погонщиками, проводниками, носильщиками! Ваши доходы возрастут десятикратно! У вас будет пища, вы сможете покупать рис и масло, из Индии пойдут специи, из Срединной Равнины ткани.
Вы сможете купить себе множество молодых и красивых женщин, одеть новые красивые одежды! Стычки между племенами будут остановлены, наступит новая эра устойчивого процветания. Но всё это при условии полной лояльности к императору!
Если вы вернётесь к разбою, будете вредить торговле, император пришлёт сюда карательную экспедицию. Третий слайд, пожалуйста!
На алом полотнище вновь появились изображения ужасных казней.
- Самым удачным для вас будет попасть под мечи и копья императорских воинов, - вешал Сунь Укун, - а вот зачинщикам лёгкой смерти подарено не будет!
Подумайте сами, что для вас лучше, поддержать инициативу императора, или погибнуть от ужасных мучений?
Думайте, и не заставляйте послов императора сердиться на вас, а то...
- А то что? - переспросил одноглазый пузатый башибузук отталкивающей наружности, с огромной кривой саблей на поясе.
Почтенный Сунь даже с каким-то сожалением посмотрел на абрека, и в его мозгу привычно развернулись строчки размышлений:
Почтенный Сунь гордо носил на голове драгоценный обруч, и к нему раз в два дня подходили люди с приветом и поручениями от императора.
- Завтра подстрахуешь меня, - коротко бросил Сунь почтенному Ша, когда тот глубокой ночью варил во дворе караван-сарая какую-то стряпню.
- Взял заказ? - поинтересовался тот, помешивая палочкой жарящееся мясо с овощами, и готовясь залить разбухший в воде рис.
- И заказ взял, и деньги с заказанного, - почтенный Сунь похлопал по двум толстым мешочкам на поясе, - нам хватит спокойно кушать плов до Яркенда и дальше, а в Кашгаре сможем нанять пару верблюдов.
- Но как ты собираешься выполнять заказ, если взял деньги с обеих сторон? - поинтересовался Ша Сэн.
- Тут такое дело, речь идёт о даме, - замялся Сунь, - есть тут один престарелый родственник старого властителя, некий князь Бай. У него молодая дочь - красавица Бай Гу-нян.
Тут ситуация очень сложная, Трипитака в день по два письма пишет, и по четыре получает.
Император настроен взять дочку князя в наложницы, а старика одарить, и вообще осчастливить народ Хотана своим гарнизоном. Причем, если старик не будет достаточно покладист, то император готов взять в гарем даже несчастную сиротку. Местные горячие головы собрали дружину по охране князя, и волками смотрят на всех иностранцев. Ситуация висит на волоске, и в любой момент может начаться резня.
Почтенный Ша принюхивался к запахам из котла, блаженно улыбнулся:
- Да, великие дела не без геноцида.
Сунь сделал сложно передаваемую гримасу, скривив рот в одну сторону, и скосив умные глаза в противоположном направлении:
- Я посидел со стариком, он неплохой человек, в своем роде, дочка у него воспитывалась, как воительница, скачет на коне, с седла стреляет из лука, саблей любит помахать, а уж кинжалом владеет - моё почтение. И куда ей наложницей низшего класса в гарем? Она же там и года не проживет, отравят её евнухи.
Почтенный господин Бай, меня просил называть себя А-Бай, знает множество местных сказаний, любит рассказывать их, играя на хуцине, и он предложил план, как спасти эту его горячо любимую дочку Бай Гу-нян...
На следующий день путешественники покинули оазис, и от Хотана направили свои стопы к Яркенду. Дорога была пустынной, в этих местах малыми группами люди старались не передвигаться, Ша Сэн регулярно поднимал ладонь к нахмуренным бровям, Сунь Укун частенько взбирался на свой посох, в балансировке стремясь взглянуть подальше вперёд, но Трипитака абсолютно игнорировал эту их озабоченность.
Вдруг вдалеке раздался голос молодой женщины, казалось, она кого-то зовёт.
Ша ещё больше нахмурился, Сунь Укун прислушался:
- Оборотень, в этих пустынных скалах людей нет.
Трипитака удивился:
- В этом мире разве бывают оборотни?
Сунь Укун сделал назидательное лицо:
- Я расскажу Вам, учитель! Есть деревья- оборотни, кони-оборотни, драконы-оборотни, свиньи-оборотни, быки-оборотни, кошки и лисы-оборотни. Все они тайно похищают энергию людей, чтобы совершенствоваться в приготовлении внутреннего эликсира. Я, например, обезьяна-оборотень, и это никого не удивляет. Но я свой эликсир приготовил тысячу лет назад, кроме того, съел персики бессмертия, и вообще вычеркнул своё имя из книги владыки Ада. Я вообще теперь могу творить всё, что захочу! Сам Будда мне... ой, это я что-то заговорился, Будда накрыл меня своей ладонью, превратив её в гору Утайшань, тут я бессилен.
Трипитака покачал головой, и зашептал очередную мантру.
- Наставник, ну не читайте эту мантру, у меня от неё голова болит! - захныкал Сунь.
- Ладно, только помоги человеку, он явно в беде!
Через поприще они встретили красивую молодую женщину, которая бегала по явно пустынной дороге, и кого-то звала.
- Что случилось? - поинтересовался Трипитака.
Девушка заговорила на странном диалекте, имеющим нечто общее с фарси, поправляя волосы, и улыбаясь Сюаньцзану плотской улыбкой.
- Она говорит, что она с сынишкой шла к матери, и на дороге ребенок потерялся, - перевёл Сунь Укун, - но я воспользовался своим магическим зрением, и вижу, что это оборотень!
- Глупости говоришь, - ответил Трипитака, - пусть идёт за нами.
Он пустил коня вперёд, но через время, достаточное для того, чтобы выпить половину чашки чая, сзади послышался звук борьбы. Сунь Укун размахивал шестом, а женщина нападала на него с кинжалом.
Трипитака развернул коня, и подъехал, но всё было уже кончено.
Женщина лежала на земле, в стороне валялся кинжал.
Спиной к нему сидел на коленях бросивший поклажу почтенный Ша.
Если бы Трипитака мог видеть сквозь предметы, он бы очень удивился, так как Ша Сэн поливал голову девушки бараньей кровью из кувшина.
- Что тут происходит? - возвысил голос Сюаньцзан.
Ша Сэн вскочил, пряча кувшин в шаровары.
- Ты убил женщину? - вскричал Трипитака, обращаясь к Сунь Укуну.
- Это был оборотень, - отвечал тот.
- А ты чем занимался? - Трипитака в гневе обратился к почтенному Ша, и заметил у него большую выпуклость в районе штанов.
Он поднял глаза к небу:
- Амидафо! Читайте сейчас же алмазную сутру!
Опустив головы， трое отдалились от места драмы на десяток шагов. На изгибе горной дороги Трипитака оглянулся в седле, собираясь бросить на тело последний взгляд. Внезапно его пробила дрожь. Тело исчезло.
Почтенный Сунь сидел на циновке в одной из комнат караван-сарая, пил разбавленное холодной водой вино, жевал сладкие финики, и играл в облавные шашки с почтенным буддийским аскетом Ша. Почтенный Ша пил неразбавленное вино из глиняной кружки, закусывая мягкой ароматной лепёшкой.
- Жаль, я так и не увидел Огненных гор, - вздохнул Ша Сэн, - говорят, роскошное зрелище!
- Не о чем жалеть, отмахнулся Сунь Укун, ставя камень на доску, - сухость, воды нет, самое жаркое место в пустыне.
- Так ты же там, вроде не был? - поднял бровь Ша Сэн.
- В этот раз мы пошли по южному краю пустыни, а Огненные горы на севере. Да они и не особо огненные, без светофильтра не впечатляют. Просто слегка оранжевые сухие скалы.
Ша Сэн пропустил мимо ушей слово светофильтр, склонил голову:
- Этот раз?
- Ты же буддист, - укорил его почтенный Сунь, - кстати, хороший ход! Не ожидал.
Ша Сен приосанился, улыбнулся, его сомнительная группа в углу стабилизировалась. Он сделал ещё один добрый глоток вина:
- А как ты принял Будду? Он правда посадил тебя к себе на ладонь?
Сунь Укун покачал головой:
- Мы все на ладони Творца. Будда понял это раньше всех, и вышел за пределы этого мира.
Ша Сэн оторвал от мягкой лепешки увесистый кусок, приготовился запихнуть в рот:
- Разве можно выйти за пределы мира? Вот камни на доске. Они могут быть живыми, на доске, могут быть мертвыми, и мы их снимаем с доски. Как они могут выйти за пределы доски, если мы их не снимаем?
- Ты удивительно прозорлив, почтенный Ша! - отозвался Укун, - нет ничего за пределами доски. Но есть множество досок.
- Поясни, - жуя плотную массу, прошамкал Ша Сэн.
Охотно, - согласился Сунь Укун, - вот мы с тобой живём на доске этого мира, и играем в шашки. Мы начали нашу партию с хода в левый нижний от меня угол, и мы начали наше путешествие с южной части пустыни.
А теперь представь, что в пустыне стоит многоярусная башня, и на первом этаже сидят Сунь и Ша, и первый ход точно такой.
А на втором этаже они делают такой же ход белыми, как и мы в нашей партии. В партии обычно ходов двести, пусть в башне будет триста этажей, с запасом.
- Таких башен не бывает, - возразил Ша, и сделал добрый глоток вина, проталкивая съеденный кусок.
- Это аналогия, - отмахнулся Сунь, аккуратно кладя косточку от съеденного финика, - теперь представь, что рядом такая же башня, но на втором ярусе мы сделали другой ход. А рядом ещё одна, где мы делаем иной ход на третьем ярусе. Представил?
- Ты застроишь такими башнями всю пустыню, количество вариантов огромно.
- Отлично! Но вся пустыня будет заставлена башнями, где на первом этаже ход в левый нижний угол.
Человеку такое не под силу, это может сделать только божество. А теперь, божество решает переиграть партию, и создаёт на небесах новый ярус, где точно такая же пустыня застраивается башнями, где первый ход совершается в центр.
- Божество должно построить не менее трехсот уровней небес, - почтенный Ша с удовольствием доел лепёшку, и налил себе из кувшина ещё вина.
- Вот, ты готов осознать масштаб, - обрадовался Сунь, - а теперь представь, что божество создаёт не доски с камнями, а миры, где почтенные Ша и Сунь выбирают путь.
И мы сейчас на том небе, где мы выбрали дорогу через южный край пустыни, в той башне, где мы не стали убивать Бай Гу-нян, и на том этаже, где решаем отдохнуть в Яркенде за шашками и вином, пока Трипитака читает проповедь.
Ша Сэн озадаченно поднял брови:
- Выходит, изначальным небесным ярусом является тот, на котором мы повернули к югу после выезда из Чанъаня?
Сунь Укун покачал головой:
- Возможно, изначальным ярусом является тот мир, где наша Земля взорвалась, превратившись в огненный шар, так и не превратившись в обитаемый мир.
Но и это - только маленькое пятнышко на ладони Будды.
Ша Сэн сложил руки, сделав "десять соединений":
- Амидафо! Я кажется, даже замёрз, представив эту бесконечность. Постой! - он округлил глаза, - ты уже проходил и по северному краю пустыни?
- Амидафо! - отозвался Сунь Укун, - а ты разве не помнишь, как мы там едва не потеряли Трипитаку? Ребенок, пика с красной кистью, рогатый шлем, железный веер?
- Сон внутри сна, - проговорил Ша Сэн, - Будда прав, что может быть ужаснее, чем проживать эту бесконечную последовательность воплощений! - и он внимательно вгляделся в глаза Сунь Укуна.
- Только одно, - отозвался тот, - проживать все эти последовательности одновременно.
Впереди, действительно, творилось что-то непонятное. Около разветвления арыка, подававшего воду на два больших участка полей, столпились две группы земледельцев с тяжёлыми орудиями. Такое орудие труда представляло из себя особо большой вид мотыги, называлось кетмень, и было похоже на тяжёлую тяпку, или лопату с лезвием поперек рукояти. Таким орудием труда работают как киркой – размахиваются над головой, а затем втыкают в грунт, и тянут на себя. Так как грунт в оазисе рыхлый, то кетмени очень широкие и тяжёлые. Обычно их используют также для создания маленьких плотин в арыках, чтобы менять поток воды для орошения разных полей. Существуют договоренности по времени, когда вода идёт на то или другое поле. Но крестьяне определяют время приблизительно, а иногда и специально пораньше раскидывают плотинку перед своим полем, и насыпают перемычку на арыке соседа.
Сейчас две группы крестьян занимались выяснением отношений, был традиционный конфликт по поводу отвода воды. Обе фракции стояли плотной толпой на расстоянии пяти шагов друг перед другом, орали, изрыгали проклятия, и потрясали своими мотыгами.
Изредка из толпы выскакивал возбуждённый декханин, размахиваются кетменем, и бил им прямо под ногами толпы противников. Толпа вздрагивали, и люди непроизвольно делали полшага назад. После этого из их толпы выбегал очередной спорщик, и бил своей мотыгой под ногами противников.
– Знакомый ритуал? – спросил Сунь Укун у Ша Сэна, – видел уже ранее?
Он отпустил поводья белого коня, тот тут же остановился, развернувшись в сторону драки, а Трипитака забормотал слова молитвы, и начал перебирать толстые чётки.
Сунь залез в один из хурджинов на своем верблюде, и вытащил оттуда горсть орехов, протянул их Ша Сэну:
– Держи!
После этого он вытащил из другого хурджина горсть риса:
– Брось свою лопату, она сейчас не нужна!
Ша Сэн послушно бросил лопату, и взял горстку риса в другую руку.
– Пошли, – кивнул ему Сунь Укун, – вот шест, он является символом единства, когда все люди едины в устремлениях, вместе радуются победам, и переживают общее горе.
Орехи – это символ мультикультурализма, когда разные группы людей ведут себя совершенно по-разному в одной ситуации. Они не признают единого вождя, у них разные взгляды на победы и поражения, они никак не связаны общими интересами и переживаниями. Они поддерживают друг друга в пределах своей социальной группы, но до других людей им дела нет.
Рис – это символ атомизации общества. На этом уровне разобщение достигает крайней степени. В этих условиях главной заботой особи становится самовыражение. И основным внутренним критерием успеха становится непохожесть на других. Каждый имеет свою собственную систему ценностей, и отвергает ценности других. Норма исчезает. Люди перестают реагировать друг на друга, ткань социума распадается. Поведение людей становится провокационным, реакции истерическими.
– Ты говоришь страшные вещи, – передёрнул плечами Ша Сэн, – где ты мог видеть такое общество?
– Сейчас речь не обо мне, – странным глухим голосом произнес Сунь Укун, – тебе нужно вспомнить, где ты, – он выделил голосом это слово, – уже видел такое общество!
Они подошли уже довольно близко к дерущимся, и Сунь Укун вскричал:
– Поселяне! Прекращайте драку, и внимайте проповеди Танского монаха Трипитаки! Сейчас его помощник, Великий Мудрец, равный Небу, проведёт в сравнении показательную демонстрацию преимуществ единства, и пагубности атомизации общества!
Не было известно, что из его слов крестьяне поняли, как ужасное оскорбление, но человек пять отделились, и бросились к ним.
– Вот единство! – Сунь Укун поднял над головой шест, и ударом поперек груди вырубил им первого из нападавших. Тот без звука повалился на землю.
К ним бежали ещё двое.
– Бросай орехи! – приказал Сунь Укун.
Ша Сэн бросил орехи в лицо ближайшего нападающего, тот непроизвольно закрылся руками, выронив кетмень.
Сунь Укун подскочил, и пробил ему кулаком в солнечное сплетение. Тот сложился, но к Сунь Укуну бежали ещё двое. Великий мудрец откинул назад свой шест, и встал перед ними. Очередной противник Ша Сэна занёс над головой свою огромную мотыгу.
– Теперь рис бросай! – приказал Сунь Укун.
Горстка риса заставила крестьянина на миг зажмуриться, и Ша Сэн едва увернулся от удара мотыги. Тяжёлое лезвие вошло глубоко в грунт, Ша Сэн пробежался сверху, припечатал к земле рукоять.
Крестьянин отпустил мотыгу, схватил Ша Сэна, и ловко бросил подвижника через бедро. Ша Сэн упал на спину, а его противник сноровисто перебрался ему на грудь, и стал быстро бить кулаками, и ловко колоть глаза жёсткой бородой.
– И какого шайтана нужно было это сравнение делать!? – вскричал Ша Сэн, уворачиваясь от тяжеленных заскорузлых кулаков декханина.
– Чтобы лучше запомнил, – зло огрызнулся Великий Мудрец, расправляясь с очередным нападающим. Он закрутил крестьянина вокруг себя, а затем не стал брать на бедро, как привыкли тюркские народы, а отпустил, давая врезаться в набегавшего бородача в рваном халате и с растрепавшейся чалмой.
– Куда уж лучше! – хрипел Ша Сэн, – теперь поселянин перестал его бить, и начал душить, – ты явно ко мне пристрастен, не избавился ещё от мешающих эмоций, не обуздал "обезьяну сердца и коня разума"!
Сунь Укун оскалился, и провел серию ударов ногами, расчищая пространство вокруг себя и ползающего на лопатках Ша Сэна:
– Это вам мультикультурализм, это вам атомизация общества! – тут его удар пришелся между ног разбойного вида молодца, на голове которого был даже не тюрбан, а замызганный платок. Тот согнулся, рухнул на колени, и стал стонать.
Остальные поселяне переглянулись, и стали извлекать с поясов кривые ножи для разрезания дынь.
Ша Сэн пучил глаза, пытаясь сорвать с горла захват. Руки, больше похожие на засохшие корневища саксаула, держали крепко.
– Пристрастен, разумеется! – отвечал Великий Мудрец, – а что, если в следующих перерождениях тебе предстоит стать руководителем великой страны, а ты, вместо проведения ритуалов и укрепления единства, будешь алкоголем заливаться, баб лапать, и оркестром под хмелем дирижировать?
Он подошёл ближе, и несколько раз пнул Ша Сэна:
– Атомизация – плохо! Мультикультурализм – плохо! Единство – хорошо!
– Хватит уже! Я всё понял, – хрипел Ша Сэн, – я даже партию такую осную, Великое Единство! Начинаю, кажется, вспоминать... – его глаза закатились, и Ша Сэн потерял сознание.
– "Едро" он оснует! – сплюнул Сунь Укун, подхватил шест, и одним ударом вырубил сидящего на его друге поселянина, – ну, с другой стороны, хоть что-то... Эй, почтенные, всё, расходитесь, наглядная агитация и проповедь истинного пути закончены!
Можете собирать свои орудия труда и возвращаться к своим женщинам! Время обеда! Весь мир идёт на обед!
Крестьяне переглянулись, убрали ножи, и медленно пошли восвояси, таща с собой потерявших сознание.
– Антропология – великая сила! – провозгласил Великий Мудрец, приступая к оказанию помощи Ша Сэну, – если нет вида крови, триггер на потерю контроля не срабатывает. Вставай уже, проповедь закончена, мир установлен, – обратился он к возвращающемуся к жизни Ша Сэну.
Трипитака медленно покачал головой. Белый конь самостоятельно развернулся, и пошел дальше: https://t.me/+Y85Pr4gUjH04NGMy
На перевале через Заалайский хребет стоял монастырь. Он имел довольно странный вид. Кто-то потратил массу времени, возводя высокую ветрозащитную стену, окружавшую комплекс построек из камня и дерева. На восточную сторону перевала смотрела огромная арка, подобная арке Хосрова в Ктесифоне, это явно было влияние Парфии. Да и внутренние постройки с их фестончатыми колоннами больше напоминали архитектуру греков, чем приземистые горизонтальные храмы Китая, или плоские вертикальные поверхности дворцов Тибета.
– Это не буддийский монастырь! – уверено определил Сюаньцзан.
– Не так всё просто, Наставник, – произнес Сунь Укун, – вон там и в самом деле, церковь несторианцев, а правее явно храм огнепоклонников парсов. Уверен, у Западных врат стоит и буддийский храм. Не пойму только, где у них для тенгрианцев место отведено, впрочем, – он махнул рукой, – Великое Небо, оно везде.
– Удивительное мирное сосуществование столь разных конфессий, – похвалил Ша Сэн, – никогда такого не встречал.
Сунь Укун только с сомнением покачал головой, а белый конь возмущённо фыркнул.
– Удивительным является то, откуда тут столько материалов, чтобы на бесплодной скале построить столько строений. Дерева вокруг нет. И чем они тут топят? – недоумевал Сюаньцзан.
Ша Сэн развел руками:
– Кизяк собирают, разумеется. Но мне кажется, что на зиму люди покидают этот перевал.
– А я бы остался, – сказал Великий Мудрец, – это же замечательное место для самосовершенствования. Только в прошлых прохождениях меня тут через раз убивали.
Ша Сэн озадачился:
– И где опасность?
– Вон! – указал Сунь Укун, – видишь, ближе к вершине тёмное отверстие? Это пещера на горе Черного Ветра. Там живёт очень могучий демон, зовут Черный Медведь.
Танский монах спросил:
– А мы можем пройти, не останавливаясь?
– Как вы себе это представляете, Наставник? Видите, нас уже встречает целая толпа. Сейчас наверняка начнут разговор о том, что восхищены визитом посланца императора, и будут просить показать твою замечательную парадную рясу. Ночью наверняка совершат нападение. И придется нам за эту рясу немало крови пролить...
Однако, действительность опрокинула первоначальные ожидания Великого Мудреца.
При входе в храм их встретил местный настоятель – пронырливый скользкий тип с заискивающей улыбочкой и угодливой суетливостью. А вот за ним стояли двое достойных подвижников весьма впечатляющего вида. Один был в черных одеждах с огромным медным крестом на груди, цепь впечатляла своими размерами. Христианин был высок, седобород, обладал крючковатым носом, на голове имел убор в виде огромного пельменя с кисточкой. Его одежды глубокого черного цвета были из плотного шелка.
– Перед вами Бабай Великий, инспектор монастырей Церкви Востока, проповедник, писатель и богослов.
– Приветствую почтенного! – Сюаньцзан был немногословен.
– А вот Дастур Бахрам, выдающийся подвижник Зороастризма. Дастур – это его чин, обозначает «высший в иерархии в провинции с несколькими храмами Огня».
Дастур Бахрам телосложение имел атлетическое, одежды его были алого цвета, лицо привлекательное и мужественное, борода была ухожена, и аккуратно подстрижена. Руки огнепоклонника имели вид мягкий, пальцы были унизаны перстнями, голова была увенчана тюрбаном из нескольких ярких полос ткани, витых шнуров и золотой бахромы.
Посольство императора даже как-то поблекло на фоне этого великолепия.
– Должен сообщить вам правила нашего монастыря, – сообщил настоятель, – вы должны вступить в диспут с двумя почтенными победителями прошлых диспутов.
– А что насчёт проигравших? – поинтересовался Трипитака.
– Проигравшие дают обещание собирать милостыню для монастыря в течение года. Так мы поддерживаем жизнь людей и ремонт зданий на этом перевале. Сейчас как раз несколько арианских священников, трое мудрых манихеев и даже один почтенный мусульманин проводят годовое послушание, собирая деньги для нашей обители.
– Как проходит диспут? – поинтересовался Сюаньцзан.
– Поскольку представители разных течений зачастую не владеют языками друг друга, то у нас принято правило молчаливого ведения диспута. Можно показывать жесты, но не более трёх за один раз. Впрочем, обычно хватает двух.
– И как определить проигравшего? – поинтересовался любопытствующий Сунь Укун.
– Проигравший сам признает своё поражение. Обычно всё решается после двух – трёх реплик.
Сюаньцзан подумал, что в этих условиях наверняка скрыт какой-то подвох, и спросил:
– А нельзя ли назначить иную цену за поражение? Нам крайне важно вовремя достичь цели нашего путешествия.
– Есть альтернативный вариант. Можно спорить на положение риз. Проигравший оставляет свое парадное облачение победителям. Те могут его продать, и поделить деньги между паломниками, либо пожертвовать монастырю. У нас уже есть целая коллекция!
Трое посланцев императора понимающе переглянулись.
– Риза, так риза, – согласился Сюаньцзан. Мы принимаем условия диспута! Когда испытание?
– Завтра! У вас двое противников, почтенный Танский монах может взять с собой запасного участника, это в пределах правил.
На диспут Трипитака одел парадную рясу.
Он поглядел на своих оппонентов, и два раза показал указательный палец правой руки, имея в виду инициативу императора: «Один пояс – один Путь».
Последователь Зороастризма увидел, как Танский монах начал с установления базовых истин, Добра и Зла, которые в этом мире представляют два великих духа: Ахура-Мазда и Ахриман.
Разумеется, учёный парс слышал о учении китайцев о взаимном переходе двух противоположных начал, но в учении Заратуштры и Добро, и Зло были абсолютом, никак между собой не смешивались, и друг в друга не переходили. Поскольку выбор между Добром и Злом был личным выбором каждого человека, он также по очереди дважды показал указательный палец, а потом указал себе на сердце.
Бабай Великий увидел, как китаец указал на существование в одном лице физической ипостаси Бога, как рождённого от смертной матери человека, и божественной ипостаси Слова, ниспосланные от не имеющего образа Духа, которые связаны воедино через таинственное сопряжение.
Персидский же маг указал на сердце, подразумевая, что две разные ипостаси одновременно содержались в едином хранилище.
Однако, восточная Христианская церковь не полностью поддерживала учение Нестория. Бабай и сам написал массу богословских трудов, в которых оппонировал как монофизитам, уклоняющимся в сторону Единой воли, так и монофилитам, признававший только единую природу Христа в Богочеловеке.
Поэтому основным критерием истины веры являлся вопрос о рождении. Был ли Иисус Богочеловеком или Человекобогом зависло от того, кем считать его мать – Богородицей, Христородицей, или Человекородицей.
Снисходительно ухмыльнувшись, он также показал по очереди палец, затем указал на сердце, а после этого постучал себя по животу, имея в виду Чрево.
Великий Мудрец нашел неплохой караван-сарай, и началась давно ожидаемая неделя отдыха. Ша Сэн укрепился в одном из дешёвых кабачков с прекрасной кухней, вполне удовлетворяющей скромные запросы смиренного аскета, Великий Мудрец нашел заведение, где получал массаж по несколько часов в сутки, а Трипитака отправился с паломниками на священную гору посещать пещеры и созерцать места поклонения. Через два дня какой-то мальчишка в линялом халате передал Великому Мудрецу записку с очередным заданием.
- Наставник, пришла команда найти резидента императора, некоего Чжу Бацзе! - обратился Великий Мудрец к Танскому монаху.
- Замечательно, - откликнулся Трипитака, - предлагаю сразу же идти, причем всем вместе! Приведите себя в порядок, и пусть уже почтенный Ша расчешет бороду! Что известно об этом ... об этом...
- Жемчужина Восьми Запретов, Наставник! Этот Чжу обретается на Дворе Огнепоклонников, это самая окраина города!
Считаете, что нужно спешить?
- Император ясно дал понять, нам нужно быть вместе, и я не должен худеть! Ох, а я целыми днями по горе лазил! Меня хоть можно показывать?
- Наставник выглядит совершенно здоровым и жизнерадостным, - заверил его Ша Сэн, расчесывая бороду, пропахшую жиром, с запутавшимися в ней кусочками клейкого риса.
Сунь Укун быстро оседлал для Трипитаки белую лошадь, и отряд вышел из караван-сарая с величайшей торжественностью.
Двор Огнепоклонников располагался на некотором отдалении от окраинных усадьб города, он был окружён огородами, возделанными полями, полными тучных колосьев и поспевающих бахчевых культур.
Дорога вилась между старыми высокими тополями и широкими тутовыми деревьями, и вот впереди показались ворота, покрытые красным лаком, с блестящими медными гвоздями. Перед воротами справа и слева стояли невысокие пирамидальные алтари с письменами на персидском, а над воротами был изображён символ зороастризма - крылатый человек.
- Нам туда, где лётчик над воротами - махнул рукой Великий Мудрец, - Наставник, примите величественное выражение!
Трипитака встрепенулся, вгляделся, и в этот миг тяжёлые ворота вдруг приоткрылись, и оттуда бегом припустили двое в довольно знакомых тёмно-синих одеяниях. Один из них размахивал большим деревянным мечом, и непрерывно ругался, другой разбрасывал вокруг себя кусочки жёлтой бумаги.
- Даосы! - охнул Ша Сэн, - что эти коровьи носы забыли в такой дали от Срединной Равнины?
Даосы бежали с замечательным проворством, и скоро две соперничающие конфессии стояли напротив друг друга. Вперёд вышел Великий Мудрец, откашлялся, и произнёс:
- Амидофо, мы рады увидеть здесь соотечественников! Перед вами Великий Наставник Трипитака, личный посланец императора. С ним его ученики, смиренные Ша и Сунь.
Старший из даосов, худой и длинный старец ловко закинул за спину деревянный меч с длинными красными кистями, поправил высокую даосскую шапку со схемой инь-ян, и представился:
- Перед вами даос Высокое Облако, и его ученик, - он строго взглянул на невысокого круглолицего юношу в стоптанных сандалиях и потрёпанной рясе, - Быстрый Ветер.
Быстрый Ветер вышел вперёд, плюнул на кусок жёлтой бумаги с иероглифами, и пришлепнул его прямо на морду белого коня.
Почтенный Ша вскипел:
- Да что ты себе позволяешь, коровий нос!
(Коровий нос - обидное название даосских монахов)
Конь фыркнул, повернулся к даосу задом, и навалил ему прямо на туфли.
Сунь Укун отлепил бумажку с заклинанием с головы коня, и пришлепнул её на лоб Быстрому Ветру.
Сюаньцзан произнес:
- Что почтенные делали в этом жилище огнепоклонников?
Высокое Облако скосил взгляд на своего спутника, и удручённо произнёс:
- Убогого даоса вызвали изгнать демона из этого дома. До нас демона уже пытались изгнать несколько странствующих магов, местные шаманы и заклинатели дождя.
Но этот демон настолько отличается от обычной нечисти, что, право, непонятно, как с ним разобраться-то! Он выглядит, как юноша привлекательной наружности, и поначалу совершенно не препятствует процессу изгнания, сотрудничает с заклинателями и магами.
- С вами он тоже сотрудничал? - ехидно поинтересовался Ша Сэн.
Даос удручённо кивнул:
- Именно так! У него вон в том левом флигеле есть специальная кушетка, на которую он добровольно ложится для ритуалов. Мой помощник написал на его теле тайные символы, я провел обряд очищения, даже выполнил первые движения с мечом. Но, как только я вознамерился треснуть его этим мечом по его голове, - тут даос несколько замялся, - тут он меня и ударил в... , в общем, ударил в меня ногой.
Сунь Укун прищурился:
- Он что, не брался за оружие?
Даос покачал головой:
- У этого демона есть магическое оружие, пика с девятью зубцами, вариант "волчьей метлы". Но никто ещё не мог довести его до такой степени ярости, чтобы он за неё схватился.
- Это очень странно, - произнёс Великий Мудрец, - тот Чжу Бацзе, которого я вроде когда-то знал, постоянно хватался за грабли, и привлекательным юношей его никто не называл. Почтенные, а кто хозяин этой усадьбы?
- Хозяин этой усадьбы - староста деревни по фамилии Гао. У него дочь по имени Цуй Лань "Бирюзовая Орхидея", и с десяток слуг. Большего я сказать не могу, так как и сам не знаю, а оставаться здесь нам не с руки, как говориться, с нашими малыми умениями ловить этого оборотня, всё равно, что "ловить луну в сосуде с водой" - только людей смешить, - и даосы поторопились прочь, Высокое Облако шел впереди, а Быстрый Ветер отставал, вытирая туфли клочками бумаги.
- Вот истинное предназначение для даосских заклинаний, - с удовлетворением пророкотал Ша Сэн, - почтенный Сунь, вам это ничто не напоминает?
Великий Мудрец отмахнулся, подходя к воротам, из-за которых выглядывал слуга крайне плутоватого вида.
– Сегодня не подаём! – крикнул слуга через щель в воротах. Он говорил на слегка изменённом северном диалекте китайского, с выраженной эризацией.
(Эризация – особенность речи северных китайцев, заимствующих суффикс «эр» из речи кочевников.)
– Нам к хозяину, по поводу демона! – произнес Великий Мудрец.
– Идите прочь, шарлатаны, вымогатели, бездельники! Одного демона мало было, так ещё трое явились! Всех не прокормить!
– Полегче на поворотах! – прикрикнул Ша Сэн, с нами Великий Наставник Трипитака, личный посланник императора!
– У нас тут народоуправление, и мой хозяин тут староста, идите себе своей дорогой!
Ша Сэн удивлённо воззрился на дерзкого, даже забыл потрясти своей замечательной лопатой. Великий Мудрец, напротив, быстро сунул шест в щель ворот, и пнул по створке ногой. Слуга получил воротами по лбу, и плюхнулся на задницу.
– Хозяина зови! – повторил Сунь Укун, – у нас до вашего демона дело есть, да поторопись, а то вот он, – Великий Мудрец указал на Ша Сэна, – тебя съест!
– Нужен он мне, – проворчал Ша Сэн, – с первого взгляда видно, что мясо не полезное, ещё и с глистами небось. Я таких прохвостов знаю, вся печень в червях, в мясе паразиты, к тому же жёсткий от избытка желчи. Как не готовь, толку не будет. Только если с большой голодухи. Вот помню однажды, в провинции Хэбей, после наводнения, посевы погибли, скотина сдохла, птица вся разбежалась, мужчин призвали в солдаты, женщин увели разбойники, детей разобрали по монастырям, приходилось мне таких жрать. Брал только мозги. Или вот, когда из Сычуани шел на поклонение в горы Пяти Помостов, проходил как-то...
– Амидафо! – вырвалось у Трипитаки, – читай Алмазную Сутру!
– И правда, монахи! – слуга поднялся на ноги, отпер дверь, – пока заходите во двор, доложу о вас почтенному Гао!
Почтенный Гао оказался типичным персом с курчавой окладистой бородой и миндалевидными глазами. Возможно, от далёкого китайского предка у него остались только некоторые пропорции лица – более широкие скулы и подбородок. Однако речь была вполне разборчивой – в этой семье несколько столетий брали в жены персиянок, а дела вели на двух языках, и китайский сохранился в древней классической форме.
Сейчас почтенный глава рода рассказывал печальную историю неудачного замужества своей дочери:
– Мне этот прохвост поначалу не слишком понравился. Сорил деньгами, посещал увеселительные заведения, покупал дорогих коней. Однако, помог мне провернуть несколько сделок. У меня доля в трёх караван-сараях, и три лавки на Западном рынке. Были проблемы с конкурентами – за неделю этот демон все их решил. Конкуренты сняли все претензии и извинились. Наместник кагана и тот подарок прислал. Принял я его в дом, и тут он увидел мою Цюй Лань. Ей он противным сначала тоже не показался. И так, – почтенный Гао махнул рукой, – до самой свадьбы.
Трипитака с учениками сидели на футонах в молельной комнате. Тут имелся домашний алтарь, горели свечи и лампады по обычаю огнепоклонников, но также стояла курильница с благовониями, имелись буддийские статуи, а над алтарём висели таблички с именами предков. Похоже, такая расширенная религиозная система помогала почтенному Гао вести дела и с Китаем, и с Персией.
– Но что же случилось после свадьбы, почтенный? – спросил Великий Мудрец.
Гао застонал, раскачиваясь из стороны в сторону:
– У этого демона поистине уникальные способности проникать в любое место, куда он захочет, и исчезать так, что никто не может его поймать. У него есть оружие, но он им практически не пользуется – вот оно, кстати, – и Гао показал на стоящую в углу комнаты пику с широченным позолоченным кольцом чуть ниже острия. Из кольца, причудливо изгибаясь, справа и слева выходило по четыре отростка, видом напоминавшие перья огненного феникса.
Ша Сэн одобрительно оттопырил большой палец:
– О, это не простая «Волчья метла». Это «Копьё крыльев Феникса», прежние императоры иногда жаловали таким за великие заслуги.
Вообще, это изначально оружие коллективного боя, но в таком роскошном исполнении, скорее является знаком отличия. Можно посмотреть?
Не дожидаясь разрешения, Ша Сэн подошёл к копью, и провел пальцем по отросткам:
– Хорошая сталь с позолотой! Это копьё использовали, часто против тренировочного оружия, но есть и следы боевых клинков. Рукоятка потерта, дерево хорошо отполировано – с ним часто упражнялись, а вот в бою применяли мало. Похоже, это действительно подарок.
Великий Мудрец перебил товарища:
– Осмелюсь предположить, что у вашего зятя возник конфликт с вашей замечательной дочерью?
– Совершенно верно! Он принуждал малышку к такому, к такому! – Гао не выдержал, и разрыдался.
Через четверть стражи они разглядывали разложенный на столе наряд. Трипитака отводил взгляд в сторону и читал Алмазную сутру, Ша Сэн почесывал бороду, а Великий Мудрец откровенно ухмылялся:
– Так, а ушки у нас каким образом крепятся? – он взял костюм в руки, – Похвально, хорошее решение. А хвостик? Замечательно! Коротковат, конечно, но видал я и покороче халатики. Цвет яркий, качество ткани отменное!
Несчастный староста Гао проговорил с надрывом в голосе:
– Если Цуй Лань оденет... это... этот костюм... Он её съест?
– Успокойтесь, папаша, дело взято на контроль оперативной группой столичного подчинения, – успокоил того Великий Мудрец, – почтенный Ша, ну-ка, подойди!
Великий Мудрец приложил костюм к торсу своего приятеля:
– Сегодня будешь ждать демона в этом костюме!
Ша Сэн ухмыльнулся:
– Заяц с бородой! Свежо, и, главное – оригинально!
Боюсь чем-то придется прикрыть нефритовый стержень!
Трипитака осторожно поднял руку:
– Боюсь, демон сразу заметит подмену. Почтенный Гао, а какова ростом ваша драгоценная дочь?
– Староста ткнул пальцем в Великого Мудреца:
– Телосложением больше всего похожа на него. Ростом всё же немного меньше.
– Значит, придется ждать демона сидя, – заметил Великий Мудрец, примеряя заячьи уши, – Ну что ж, будем превращать обезьяну в зайца. Почтенный, эту ночь я проведу в засаде в покоях вашей дочери. Она же пусть неотлучно находится при вас, и пусть угощает чаем этих почтенных наставников. Нам также понадобятся несколько прошитых листов бумаги, тушь, и кисть. Почтенный Ша, ты грамотен?
– Разумеется! – Ша Сэн поднял вверх указательный палец, – каллиграфия подобна железным чертам, серебряным крюкам!
– Будь наготове, когда я изловлю демона, приходи с письменными принадлежностями.
– Наставник! – обратился Сунь Укун к Трипитаке, – пейте чай, не о чем не беспокойтесь. К утру, самое позднее, к завтрашнему полудню, мы добьемся успеха!
Глубокой ночью к усадьбе со стороны полей подкралась неясная призрачная тень. Тень взлетела на стену усадьбы, а оттуда быстро перебралась на крышу флигеля. Окна центральной усадьбы были ярко освещены, во флигеле едва теплился мерцающий огонёк. Тень повисла вниз головой, держась за крышу только мысками странных туфель с отдельно расположенными большими пальцами. Мокрый палец промял дырку в бумажном окне:
– Моя зайка! Она одела костюм! Твой поросёночек уже спешит к тебе!
Тень перевернулась в воздухе, и перекатом приземлилась на землю двора. Дуновение воздуха пронеслось по веранде, бесшумно открылась дверь, и тень проскользнула в комнату. Замерцали огоньки ещё нескольких плошек, в комнате стало заметно светлее.
На постели, спрятав лицо под накидкой из толстого шёлка, сидел заяц с розовыми ушками.
Тень уже выглядела как стройный человек в облегающем черном костюме с карманами. Человек стянул с головы капюшон, и опустил с лица повязку:
– Позволь же мне снять с твоего лица эту накидку.
На молодого человека в упор сверкнули два голубых глаза:
– Я красивая?
Молодой человек даже упал бесшумно.
Сунь Укун кликнул Ша Сэна, и они отнесли тело на кушетку. Кушетка была из лёгкого и прочного ротанга, такую плетёную мебель делают на далёких южных островах, и на этом краю земли это было настоящее сокровище.
Ша Сэн занял место за низеньким столиком, и начал растирать тушь.
Великий Мудрец сел в удобное плетёное кресло рядом с изголовьем кушетки:
– Ты придёшь в себя на счёт «три»! Раз, Два!
На счёт «Три» юноша открыл глаза.
– Прежде всего, ответь, как тебя зовут, и кто ты такой? – дружелюбно спросил Великий Мудрец.
Юноша выглядел подавленным:
– Меня зовут Чжу Бацзе, и я свинья.
Великий мудрец удобно откинулся в кресле, закинул ногу за ногу, произнёс ровным голосом:
– Мы имеем типичный комплекс самообвинения. Успокойтесь, молодой человек, ваш случай не уникален. Смею заверить, мы быстро разрешим эту проблему. Для начала, попробуйте просто поговорить об этом. Кстати, почему на вас такая странная одежда?
– Меня с детства готовили, чтобы я шпионил на императора, – начал Чжу Бацзе, – утомительные ежедневные тренировки, развитие силы, ловкости, памяти... С семи лет я уже подслушивал в княжеских спальнях разговоры наложниц, в восемь лет впервые вышел на задание за пределами столичного града. К четырнадцати годам меня хотели сделать евнухом, чтобы я нес службу в Запретном Дворце. Но я начал воровать, поссорился с главным евнухом, и меня отправили на границу. Я шпионил за ханами, купцами, и местными правителями. Постепенно меня отправляли всё дальше и дальше по Шелковому пути, и вот я попал в Ош. Год назад я получил задание подготовить встречу группы для путешествия на Запад, и подготовить для её руководителя разговорник на трёх языках западных варваров. Но как учить эти языки, если один из них даже не имел письменности? – юноша сделал скорбное лицо, и положил руку на лоб.
Великий Мудрец покивал, и попросил:
– Продолжайте, это очень интересная история!
Юноша продолжил со вздохом:
– Греческий и латынь немного знал один пожилой купец. Я выучил у него письменность и счёт, но фраз обиходного использования тот знал немного. В итоге, чтобы найти носителей, у меня было два пути – либо покупать рабынь из этих земель, либо идти туда, где эти рабыни уже есть!
Тут не выдержал долгого молчания Ша Сэн:
– А я знаю, где можно найти много иноземных рабынь!
Великий Мудрец повернул голову, и бросил на него укоризненный взгляд.
Молодой человек кивнул:
– Мне тоже пришла в голову эта мысль, и я стал завсегдатаем дома развлечений. Там были рабыни из Византии и Рима, германки, славянки, египтянки, аравийские танцовщицы. И я...
– Выучил, значит, языки? – опять встрял в разговор Ша Сэн.
– Я погряз в пороке! – зарыдал юноша, я совершенно забыл о задании! С каждым днём я все больше и больше погружался в пучину разврата! Мне понадобились деньги, с моими навыками я мог самого Владыку Ада ограбить. Стал покупать дорогих коней, свёл знакомства с купцами, играл на деньги, пил тонкие вина!
– Заблудшая душа, – откликнулся Ша Сэн, – покатился по наклонной плоскости!
Великий Мудрец опять укоризненно посмотрел на него.
Юноша продолжил:
– Но я хотел остановиться, порвать с порочным прошлым, остепениться, завести семью...
– И ты решил жениться на честной девушке, – рассмеялся Ша Сэн, – у богатых свои причуды!
– Я познакомился с уважаемым купцом Гао, – продолжил Чжу Бацзе, – помог ему избавиться от докучливых вымогателей, и посватался к Цюй Лань. Она очень скромная и милая девушка...
– «Вот причуда знатока!
На цветок без запаха опустился мотылёк» – продекламировал Ша Сэн.
Сунь Укун поднял глаза к Небу.
– Да, она скромная и добродетельная, и поэтому , поэтому...
Великий Мудрец показал Ша Сэну кулак, но было уже поздно.
– Твой генерал не стал воевать с таким жалким противником! Это тебе не аравийские танцовщицы! – обрадовался Ша Сэн.
Юноша снова затрясся в рыданиях.
Некоторое время продолжалось общее молчание. Юноша постепенно успокоился.
– Итак, ты создал костюм зайчика, который, на свою беду, увидел несчастный Гао, – резюмировал Великий Мудрец.
– Да, – всхлипнул Чжу Бацзе, – теперь моя репутация разрушена окончательно! Меня уже официально считают злым демоном, и не убивают только потому, что не могут убить! В дом развлечений мне тоже путь закрыт, там визг поднимается, едва я появлюсь. Разговорник не составлен, задание провалено!
Великий Мудрец дал знак Ша Сэну приготовиться записывать, тот хищно усмехнулся, разглаживая бумагу.
– Прикрой глаза, расслабься! – приказал Великий Мудрец, – вспомни, как ты первый раз пришел к германской рабыне. Ты помнишь тот день, ты выходишь к ней, она оборачивается, и приветствует тебя! Что она тебе говорит?
– Гутен абенд! – откликнулся Чжу Бацзе.
К утру Трипитака, отдохнувший и посвежевший, держал в руках плотную книжицу, исписанную жёстким почерком Ша Сэна:
– Как же колоритны и пышно украшены языки этих западных варваров, – удивлялся он, – вот, например: «Покажи мне твои замечательные предложения; сейчас доход маленький, но ты удивился, каким большим он скоро станет; если будешь выполнять желания императора, то он щедро тебя вознаградит; позволь послам императора пройти в твой совет, и ты почувствуешь непередаваемое удовольствие»...
Ша Сэн и Сунь Укун согласно кивали, Чжу Бацзе сидел в стороне, опустив голову.
Цюй Лань наливала чай гостям, почтенный Гао сидел, поджав ноги, в своем кресле с большой подушкой для сидения с поджатыми ногами, и наслаждался лёгким жасминовым ароматом.
Атмосферу всеобщего блага вдруг испортили поднимающиеся брови Трипитаки:
– Но как это правильно прочесть в оригинале? Что-то я не понимаю транскрипцию! Кто записывал?
– Ничтожный аскет использовал фонетическое письмо низкорослых восточных островных варваров, – с достоинством поклонился Ша Сэн, оглаживая бороду, – данный аскет много лет провёл в странствиях по стране Нихон, распространяя буддизм!
Последовали серии взглядов, отражающиеся в прямоугольном зале, как рассыпавшиеся жемчужины, прыгающие по твердому полу.
Наконец, все взгляды сошлись на Великом Мудреце.
– Итак, у нас есть посол, который не читает на японском, его помощник, который может прочесть универсальный словарь, и у нас есть толмач, который может фонетически правильно произнести эти выражения на языках западных варваров, – начал Сунь Укун.
Трипитака сделал глубокий вдох, собираясь читать Алмазную сутру.
– Один миг, Наставник! Всё просто! Если вы захотите что-то сказать, вам только следует выбрать фразу, Ша Сэн её зачитает, а этот демон правильно произнесет её на языках западных варваров! Тут даже я не нужен! Простейшая схема! Есть ещё вариант, мы берём Чжу Бацзе с собой, и обязываем его продолжать совершенствовать мастерство перевода. Пока доберёмся до Итиля, он доведёт знание языков до совершенства! Соответственно, отменяется его брак с Цюй Лань, почтенный Гао получит денежную компенсацию.
Нам придется также потратиться на выкуп трёх помощников походной канцелярии ведомства переводов...
– И аравийских танцовщиц для меня! – влез со своим замечанием Ша Сэн.
